PravoTime

Кон­сти­ту­ци­он­ный Суд РФ яв­ля­ет­ся су­деб­ным ор­га­ном кон­сти­ту­ци­он­но­го кон­тро­ля, са­мо­стоя­тель­но и не­за­ви­си­мо осу­ще­ст­в­ляю­щим су­деб­ную власть по­сред­ст­вом кон­сти­ту­ци­он­но­го су­до­про­из­вод­ст­ва.

Кон­сти­ту­ци­он­ный кон­троль от­но­сит­ся к чис­лу эф­фек­тив­ных средств обес­пе­че­ния вер­хо­вен­ст­ва кон­сти­ту­ци­он­ных пред­пи­са­ний, ко­то­рое яв­ля­ет­ся глав­ным ат­ри­бу­том лю­бо­го де­мо­кра­ти­че­ско­го го­су­дар­ст­ва. Ос­нов­ное на­зна­че­ние кон­сти­ту­ци­он­но­го кон­тро­ля со­сто­ит пре­ж­де все­го в вы­яв­ле­нии пра­во­вых ак­тов и дей­ст­вий го­су­дар­ст­вен­ных ор­га­нов или долж­но­ст­ных лиц, про­ти­во­ре­ча­щих кон­сти­ту­ци­он­ным пред­пи­са­ни­ям, а так­же в при­ня­тии мер по уст­ра­не­нию вы­яв­лен­ных от­кло­не­ний. Прак­ти­че­ски кон­сти­ту­ци­он­ный кон­троль воз­ник там и то­гда, где и ко­гда на­ча­ли по­яв­лять­ся за­ко­ны, име­нуе­мые кон­сти­ту­ция­ми. Как и дру­гие за­ко­ны, кон­сти­ту­ции ну­ж­да­лись в га­ран­ти­ях их ре­аль­но­го ис­пол­не­ния все­ми в ус­ло­ви­ях кон­крет­ных го­су­дарств. [2]

В ре­фор­ми­рую­щей­ся Рос­сии про­бле­мы кон­сти­ту­ци­он­но­го кон­тро­ля ока­за­лись в сфе­ре по­вы­шен­но­го на­уч­но­го вни­ма­ния. В те­че­ние не­сколь­ких по­след­них лет по этой те­ме пе­ре­ве­де­ны кни­ги, от­ра­жаю­щие за­ру­беж­ный опыт, про­ве­де­ны срав­ни­тель­но-пра­во­вые ис­сле­до­ва­ния, вы­шли ра­бо­ты с ана­ли­зом оте­че­ст­вен­но­го опы­та кон­сти­ту­ци­он­но­го кон­тро­ля и над­зо­ра. Та­кая ак­тив­ность впол­не объ­яс­ни­ма: этот ин­сти­тут яв­ля­ет­ся важ­ней­шим эле­мен­том по­строе­ния пра­во­во­го го­су­дар­ст­ва, и в со­вре­мен­ной Рос­сии он стал наи­бо­лее зри­мым его во­пло­ще­ни­ем. [3]

Прак­ти­че­ски во всех со­вре­мен­ных го­су­дар­ст­вах су­ще­ст­ву­ют кон­сти­ту­ции. Но на­ли­чие в го­су­дар­ст­ве кон­сти­ту­ции еще не по­зво­ля­ет ото­жде­ст­в­лять его с “кон­сти­ту­ци­он­ным го­су­дар­ст­вом” в со­вре­мен­ном смыс­ле. Кон­сти­ту­ци­он­ность го­су­дар­ст­ва от­нюдь не ис­чер­пы­ва­ет­ся тем, что в нем су­ще­ст­ву­ет не­кий ос­нов­ной за­кон, воз­мож­но, за­кре­п­ляю­щий оп­ре­де­лен­ный ком­про­мисс со­ци­аль­но-по­ли­ти­че­ских сил, ус­та­нав­ли­ваю­щий то или иное го­су­дар­ст­вен­ное уст­рой­ст­во и ком­пе­тен­цию ор­га­нов вла­сти. Кон­сти­ту­ци­он­ность не ис­чер­пы­ва­ет­ся и тем, что этот ос­нов­ной за­кон об­ла­да­ет ре­аль­ным прак­ти­че­ским дей­ст­ви­ем, вер­хо­вен­ст­вом по от­но­ше­нию к ос­таль­ным за­ко­нам и мо­жет быть из­ме­нен лишь пу­тем осо­бой за­ко­но­твор­че­ской про­це­ду­ры. Это не­об­хо­ди­мые, но не дос­та­точ­ные при­зна­ки кон­сти­ту­ци­он­ной го­су­дар­ст­вен­но­сти.

Судь­ба кон­сти­ту­ци­он­но­го кон­тро­ля, осу­ще­ст­в­ляе­мо­го ор­га­на­ми су­деб­ной вла­сти, в на­шей стра­не не бы­ла про­стой. По­вы­шен­ный ин­те­рес к этой про­бле­ме воз­ник, ко­гда по­сле об­ра­зо­ва­ния СССР по­тре­бо­ва­лось пре­одо­ле­вать "раз­но­бой и пе­ст­ро­ту" в за­ко­но­да­тель­ст­ве со­юз­ных рес­пуб­лик. Ра­зу­ме­ет­ся, юри­ди­че­ской ба­зой для это­го мог­ла стать Кон­сти­ту­ция СССР: ори­ен­та­ция на ее пред­пи­са­ния соз­да­ва­ла ус­ло­вия для при­да­ния еди­но­об­ра­зия фор­ми­ро­вав­ше­му­ся в то вре­мя за­ко­но­да­тель­ст­ву. Ор­га­ном, на ко­то­рый бы­ла воз­ло­же­на функ­ция кон­тро­ли­ро­ва­ния со­блю­де­ния Кон­сти­ту­ции СССР, стал об­ра­зо­ван­ный в 1924 го­ду Вер­хов­ный Суд СССР. С на­ча­ла 30-х го­дов ак­тив­ность Вер­хов­но­го Су­да СССР в об­лас­ти Кон­сти­ту­ци­он­но­го Су­да, кон­сти­ту­ци­он­но­го кон­тро­ля зна­чи­тель­но упа­ла, а за­тем и во­все "ис­чез­ла". В Кон­сти­ту­ции 1936 г. уже не бы­ло упо­ми­на­ния о кон­сти­ту­ци­он­ном кон­тро­ле, осу­ще­ст­в­ляе­мом су­да­ми.

Со­вет­ские кон­сти­ту­ции не иг­ра­ли су­ще­ст­вен­ной ро­ли в жиз­ни об­ще­ст­ва, т.е. в те­че­ние поч­ти всех 75 лет Со­вет­ской вла­сти, они лег­ко мог­ли быть обой­де­ны. Пом­пез­ные ме­ро­прия­тия по слу­чаю их при­ня­тия (осо­бен­но в 1936 и 1977 гг.) бы­ли ор­ке­ст­ро­ван­ны­ми ри­туа­ла­ми, кон­тро­ли­ро­вав­ши­ми­ся по­ли­ти­че­ской вер­хуш­кой, стре­мив­шей­ся, по­ми­мо про­че­го, про­де­мон­ст­ри­ро­вать си­лу сво­его кон­тро­ля. И ес­ли от­дель­ные по­ло­же­ния этих кон­сти­ту­ций мог­ли быть ин­тер­пре­ти­ро­ва­ны как уг­ро­жаю­щие ин­сти­ту­там су­ще­ст­вую­ще­го ре­жи­ма (на­при­мер, нор­ма, про­воз­гла­шаю­щая пра­во сво­бод­но­го вы­хо­да рес­пуб­лик из Сою­за), то по не­пи­са­ным пра­ви­лам со­вет­ской по­ли­ти­ки по­доб­ные "уг­ро­зы" не толь­ко не име­ли воз­мож­но­сти быть реа­ли­зо­ван­ны­ми, но да­же не мог­ли от­кры­то об­су­ж­дать­ся.[4] Ин­те­рес к про­бле­мам кон­сти­ту­ци­он­но­го кон­тро­ля воз­ник вновь толь­ко во вто­рой по­ло­ви­не 80-х гг., ко­гда на­ча­лись по­ис­ки пу­тей соз­да­ния то­го, что при­ня­то име­но­вать пра­во­вым го­су­дар­ст­вом.[5]